Уроки истории
31 августа
Твердо и четко на бумаге, да забыли про овраги: что стояло за дефолтом 1998 года
Девяностые требовали от новоиспеченных россиян быстро вникать в реалии рыночной экономики. Уже в 1998 году граждане узнали и в полной мере прочувствовали на себе два слова «девальвация» и «дефолт». Что предшествовало кризису, почему денег не было и как страна вообще страна докатилась до жизни такой – рассказывает Market Power 27 лет спустя.
Твердо и четко на бумаге, да забыли про овраги: что стояло за дефолтом 1998 года

За 2 года до дефолта

Кризисы никогда не происходят просто так – им всегда предшествуют неправильные действия или, наоборот, бездействие. В дефолте 1998 года было и то, и другое, поэтому посмотрим, с чего все началось.

В июле 1996 года экономика молодой России все еще перестраивалась на рельсы рыночной экономики. Она уже пережила либерализацию цен в 1992 году, денежную реформу 1993 года, «черный вторник» 1994 года. Несмотря на инфляцию, дефицит бюджета и структурные проблемы, экономика страны демонстрировала живучесть и нечто похожее на устойчивость.

Вектор движения пророчил скорый выход из кризиса: например, инфляция с 2 580% в 1992 году опустилась до 22% в 1996 году благодаря жесткой денежно-кредитной политике, а из-за свободного ценообразования полки магазинов заполонили товары, хоть и не без скачков ценников.

Тут бы продолжить реформы и поддержать неопытную рыночную экономику, но в дело вмешалась политика. В июле 1996 года Борис Ельцин выиграл в единственном за всю историю страны втором туре президентских выборов у Геннадия Зюганова и переизбрался на второй срок.

А вот в Государственной думе расстановка сил была противоположной: большинство мест – за КПРФ (157 мандатов из 450). А если добавить все оппозиционные Ельцину партии, получится больше 225 мандатов.

Почему это важно? Потому что теперь нельзя было быстро проводить через Госдуму необходимые законы – нужно было осваивать искусство диалога и компромисса. Это вполне типичная, например, для США, история позволяет держать баланс сил на политическом спектре. Но молодая России этого не умела.

Споры в Госдуме

За 1 год до дефолта

1997 год, хоть и не суливший экономике России ничего кардинально нового, тянул за собой старые проблемы. Бюджет страны все еще был ох каким дефицитным дефицитным (дефицит – более 5% ВВП), и притока новых денег на горизонте не предвиделось.

Когда бюджет испытывает трудности, первым делом стоит проверить, что не так с привычными поступлениями, например, с налогами.

Ставка рефинансирования ЦБ РФ (читай – ключевая ставка ЦБ РФ) на начало года составляла 42%. Жесткая денежно-кредитная политика успешно боролась с инфляцией, но уменьшала денежную массу в реальном выражении. Проще говоря, у бизнеса просто не оставалось средств, чтобы платить за услуги контрагента. А если денег нет ни у тебя, ни у партнера, то вы возвращаетесь к старому доброму натуральному обмену – бартеру. К 1997 году почти половина продаж в промышленном секторе приходилась на бартер, а в малом бизнесе, по некоторым данным, доля достигала 70–80%.

Как вы понимаете, собирать налоги с бартера – задача бесперспективная. Собирать налоги с бизнеса, который использовал деньги для расчетов, тоже не получалось. Во-первых, сам механизм сбора налогов был еще неэффективен, а во-вторых, теневая экономика занимала от 25% до 40%. В итоге латать бюджетные дыры за счет налогов не выходило.

Если быстро наладить доходы не получается, можно урезать расходы, правда? Правда. Вот только для изменения федерального бюджета нужно одобрение соответствующего закона в Госдуме. Но, как мы помним, там заседали депутаты, большая часть которых была оппозиционно настроена к правительству.

Более того, депутаты обещали гражданам, что жизнь обычных людей станет лучше, если они победят на выборах. После таких обещаний соглашаться урезать бюджет армии, здравоохранения, образования, науки – значит подписать смертный приговор своей политической карьере. Поэтому реакция оппозиционной, «красной» Госдумы была проста – не позволить правительству урезать расходы федерального бюджета, чем они успешно занимались.

России нужно было сокращать бюджет, но Госдума делала все, чтобы этого не случилось. Левых в Госдуме было большинство, и именно они блокировали сокращение. Это были популистские, безответственные действия, которые имели место еще до 1998 года. Провести через Госдуму сбалансированный бюджет было невозможно. Его необходимость не понимали многие, даже отраслевики в правительстве. Всем хотелось получить из бюджета как можно больше финансов. Но людям мы тем более не смогли объяснить, что надо жить по средства
Сергей Дубинин
председатель Центробанка (1998 год)

Из-за ярого нежелания Госдумы находить компромисс с правительством дефицит бюджета рос из года в год: 48,7 трлн руб. в 1995 году, 74,3 трлн руб. в 1996 году, 86,5 трлн руб. в 1997 году. Не забываем, что это данные до деноминации 1998 года (1 000 старых рублей = 1 новый).

А как же нефть? Черное золото и другие национальные достояния наверняка могли бы покрыть все расходы. Нет! И причина тому – азиатский финансовый кризис, разразившийся в июле 1997 года. Быстрый рост «азиатских тигров» привлек в эти страны много иностранного капитала. В результате накопились огромные долги (государственные и корпоративные), экономика перегрелась, а цены на недвижимость взлетели до небес.

Спрос на нефть во время того кризиса упал, и нефтяные цены пошли вниз, достигнув дна в 1998 году, когда котировки колебались в районе 12–15 долларов за баррель.

IMF

3 месяца до дефолта

Время идет, дефицит пухнет, а решения все нет. Если нельзя увеличить доходы и уменьшить расходы, остается еще вариант – занять! Занимать можно внутри страны – внутренний долг, или у других стран – внешний долг. Начнем с последнего, когда Россия обратилась к трем заветным буквам.

Кредитуют страны в основном международные финансовые организации: Всемирный банк и Международный валютный фонд – МВФ. В МВФ правительство России могло собственными силами выбивать деньги, для этого не требовалось одобрение Госдумы.

На некоторое время даже появилась должность с длинным бюрократическим названием: специальный представитель президента России по связям с международными финансовыми организациями. Проще говоря, человек, который будет договариваться с зарубежными кредиторами. С июня 1998 года эту должность занимал Анатолий Борисович Чубайс.

В какой-то момент, по стечению обстоятельств, мне говорят, что вопрос жизни и смерти – это займы МВФ. Без большого пакета МВФ пройти [кризис] невозможно. Бросай все, делай что хочешь, но добейся кредитов Международного валютного фонда и Мирового банка (имеется в виду Всемирный банк – прим. ТАСС). Бросил все, собственно, Алексей [Кудрин] помогал активно тогда в этом деле.
Анатолий Чубайс
спецпредставитель президента РФ по связям с международными организациями по вопросам устойчивого развития в 1998 году

По словам Чубайса, добиться кредита нужно было «суток за 25, наверное», сломав все процедуры МВФ и Всемирного банка. А перед этим нужно было заставить Центральный банк, Минэк, Минфин, Госимущество выработать целостную процедуру, притом что у них у всех были противоположные представления.

Занимать деньги у МВФ можно, но, естественно, не просто так. В обмен на кредиты МВФ требует от кредитуемого структурных изменений в экономике, реформ и бюджетной дисциплины. Если страна не соблюдает договоренности, то сумма и частота кредитов уменьшаются.

Руководители фонда опасались, что, если бросить Россию на произвол судьбы, возможны негативные последствия для мировой финансовой системы, и отдавали себе отчет в том, что в любом случае государства – члены МВФ такое решение осудят. За это МВФ заслуживает одновременно и критики, и понимания
Мартин Грант Гилман
постоянный представитель МВФ в России в 1996–2000 годах

Как вы понимаете, с финансовой дисциплиной в России 90-х было трудно, а необходимые реформы блокировались Госдумой. Поэтому деньги от МВФ хоть и поступали, но закрыть все дыры в бюджете не могли.

Если бы МВФ увеличил наш резерв миллиардов долларов на 10 или 20, тогда этого обвала могло и не произойти. МВФ же сказал: получите 11 миллиардов, но только частями — 4,8 миллиарда долларов сейчас, а если будете себя хорошо вести, тогда в течение года, может быть, еще получите
Алексей Кудрин
в 1998 году замминистра финансов России

Если внешние источники кредитования не помогают, можно прибегнуть к еще одному варианту – кредитованию внутреннему. Тем более на рынке страны с 1993 года обращались ГКО – государственные краткосрочные облигации, выпускаемые Минфином. С первого взгляда это те же самые ОФЗ, только со сроками от нескольких месяцев до года и баснословными доходностями более 40%.

Схема, когда обещают взять мало, вернуть много и быстро, очень напоминает финансовую пирамиду.

Вы, ребята, беспокоитесь о том, насколько хороши ваши модели, и размышляете, стоит ли использовать двухлетние или пятилетние исторические данные, что лучше, а что нет, и сколько данных вам нужно. Мы считаем, что вам следовало взглянуть на ситуацию в целом и сказать: “Игра с 40% доходностью сопряжена с большим риском. Это нестабильная ситуация с правительством и валютой”. Мы считаем, что вы не видите леса за деревьями
Анонимный член совета директоров Credit Suisse

Минфин наращивал выпуски ГКО, но средств по ним уже не хватало даже для покрытия платежей по предыдущим займам. С 1995 по 1997 год объем ГКО вырос почти в 6 раз – с 76,6 трлн руб. до 436 трлн руб.

Фактически тут-то ГКО и превратились в пирамиду: новые займы шли на выплаты по старым. Как позже подтвердили премьер Примаков и глава ЦБ Геращенко, инвесторы не вкладывали средства в экономику РФ, а вывозили прибыль за границу. В начале 1998 года сумма задолженности по ГКО превышала весь объем денежной массы, обращавшейся в стране.

27 июля 1998 года Сбербанк неожиданно для Минфина вышел из всех имеющихся у банка ГКО на общую сумму 12,4 млрд руб. Новость оказалась катастрофической. Утром 28 июля Минфин, узнав о действиях Сбербанка, отменил запланированные аукционы ГКО.

Топ-менеджер одной лондонской брокерской фирмы, которая была одним из крупнейших держателей российских госбумаг, как-то сказал в конце июля: “Все основные игроки на российском рынке сейчас нервно оглядываются на выход, потому что, когда все побегут, главное – оказаться среди первых”. И действительно, не будучи уверенными, что Россия сумеет пережить кризис, участники рынка пристально следили друг за другом и ждали, кто сделает первый шаг
Мартин Грант Гилман
постоянный представитель МВФ в России в 1996–2000 годах

Твердо и четко

Неделя до дефолта

С крахом пирамиды ГКО последние надежды свести федеральный бюджет рухнули. Игроки, которые нервно оглядывались на выход, начали в него ломиться. Российская экономика оказалась в «идеальном шторме».

11 августа 1998 года – биржевые котировки продолжают лететь вниз, индекс РТС падает уже больше двух недель.

13 августа 1998 года – Moody’s и S&P понижают кредитный рейтинг России со «спекулятивного» до «аутсайдерского».

14 августа 1998 года – Борис Ельцин на вопрос журналиста «Интерфакса» о девальвации отвечает фразой, которая прочно войдет в русский язык и станет мемом: «Не будет! Нет! Твердо и четко».

19 августа 1998 года должен был наступить срок по очередной оплате ГКО. В теории у государства оставался последний способ закрыть дефицит бюджета – включить печатный станок, чтобы расплатиться по всем внутренним займам. Но, по всей видимости, воспоминания об инфляции в несколько тысяч процентов и заоблачных ценах в магазинах были еще свежи, и правительство на такой шаг не решилось.

Остался последний выход – дефолт. 17 августа 1998 года Россия признала неспособность выплатить долги.

Сам по себе дефолт федерального бюджета – это страшная ситуация, но не безвыходная. Россия не смогла в срок расплатиться по долгам, но не отказалась от выплат полностью. Объявили реструктуризацию по долгам ГКО-ОФЗ: деньги будут, но когда-нибудь попозже.

Всех кредиторов поделили на категории и рассказали, как и с кем будут расплачиваться:

- Для российских физлиц и госорганизаций все долги пообещали выплатить полностью по старым условиям. Государство не списывало эти обязательства.

- Для иностранных и российских юридических инвесторов – банков и компаний – долг разделили на три части:

70% долга заменили на новые долгосрочные облигации со сроком 4–5 лет и ежегодным купоном: в первый год купон составлял 30% годовых и уменьшался на 5% каждый год.

20% долга погашались беспроцентными краткосрочными облигациями.

10% долга погашалось наличными в три этапа за девять месяцев.

Пока что ситуация не выглядит как самый тяжелый кризис в истории страны, правда? Однако настоящий урон стране нанес не дефолт, а курс доллара. Россия очень сильно зависела от импорта, и курс главной зеленой бумажки мира ощутимо повлиял на цены в магазинах.

Правительство еще в рамках борьбы с инфляцией в 1995 году установило так называемый «валютный коридор» – диапазон цены доллара, который устраивал государство. Если доллар начинал расти, ЦБ проводил валютные интервенции – продавал доллары, чтобы остудить растущий спрос и не дать курсу подниматься выше намеченных значений.

Но на фоне общих проблем валютный коридор не удержали.

Уже к концу августа 1998 года доллар стоил 9,4 рубля, а в сентябре – больше 15. Для сравнения: еще в начале 1998 года он был около 6 рублей. Падение рубля почти в три раза за месяц – это удар по кошельку каждого, у кого доходы были в рублях, а расходы зависели от импорта. На межбанке и наличном рынке курс временами был еще выше.

Девальвация твердо и четко ударила по ценам: итоговая инфляция в 1998 году составила 88,4%, что стало новым потрясением для граждан. Импортные товары подорожали мгновенно – электроника, автомобили, одежда, лекарства. Но дорожало все, ведь даже отечественные производители использовали импортные комплектующие.

Дефолт и неподъемные валютные обязательства фактически обрушили банковскую систему. Банки, державшие ГКО и бравшие валютные кредиты за рубежом, оказались неплатежеспособны. Десятки крупных банков обанкротились или были санированы. Люди, у которых были вклады, неделями стояли в очередях, пытаясь снять хотя бы часть своих денег.

Денег нет

Экономическая катастрофа быстро переросла в политическую. Президент Ельцин отправил в отставку правительство Сергея Кириенко.

После нескольких проваленных попыток утвердить нового премьера Госдума согласилась на кандидатуру Евгения Примакова. Его кабинет начал «антикризисную стабилизацию» – переговоры с кредиторами, поддержку реального сектора, частичный возврат контроля над внутренними ценами.

Парадоксально, но именно дефолт запустил рост российской экономики в конце 1990-х. Тут сыграли роль несколько факторов: и девальвация, сделавшая российские товары конкурентоспособнее, и благоприятная конъюнктура цен на нефть.

Но об этом, и о том, как страна оправлялась от дефолта, мы расскажем в следующем тексте!

Следите за нашими новостями
в удобном формате
0 комментариев